Страсти в людях разного темперамента, устроения действуют по-разному. Есть люди флегматичные, инертные, которые в принципе ничего очень сильно не желают, ни к чему очень сильно не стремятся, и их увлечь какими-то страстями бывает трудно — они редко теряют голову и нечасто впадают в тяжкие грехи. Но в жизни такого человека есть другая серьезная опасность: не стремясь к плохому, можно не особенно стремиться и к хорошему. Есть такие замечательные книги, многим православным читателям они известны: «Письма Баламута» и «Баламут поднимает тост» Клайва Стейплза Льюиса, где удивительно точно показана как раз работа лукавого со страстями человека. И во втором произведении есть небольшой, но очень важный эпизод. Бес-искуситель говорит, что время сейчас настало странное: раньше были уж грешники так грешники, святые так святые, а сейчас очень много людей, которые ни рыба, ни мясо, словно какие-то головешки тлеющие. Думаю, многие, сопоставив это с наблюдениями над самими собой, с таким утверждением согласятся. Вместе с тем можно обратиться к литературе уже святоотеческой, а не художественной, к преподобному Иоанну Лествичнику, и мы найдем у него слова о том, что большей похвалы заслуживает не тот, кто вовсе не имел искушений, а тот, кто имел и с ними постоянно боролся. Поэтому когда человек считает себя бесстрастным просто на основании того, что он с самого детства и на протяжении всей дальнейшей жизни не был обуреваем никакими сильными порывами, — это заблуждение.
Вообще за вывеской бесстрастия могут зачастую скрываться не имеющие никакого отношения к подлинному бесстрастию вещи: неразвитость души, леность и равнодушие, безразличие и презрение ко всему вокруг. Особенно часто с бесстрастием путают апатию — состояние, когда страсти в человеке видимым образом не проявляются, поскольку он не имеет для их реализации физических и душевных сил. Бывает так в некоторых ситуациях жизненных: человек или болен, или какое-то тяжелое потрясение пережил, и такое у него состояние, что бей его — ему безразлично, хвали его — ему безразлично, отними у него что-то — тоже ему все равно. Но и радости, и сострадания, и желания быть со Христом при этом тоже нет — и то, что порадовало бы какого-нибудь гуру, уводящего своих последователей «за пределы добра и зла», православного священника, да и вообще христианина, увидевшего в таком состоянии своего ближнего, конечно, никак не порадует. Не к такому бесстрастию призван человек — наше сердце должно всегда оставаться живым, способным испытывать боль, скорбь, сопереживать, горячо верить, быть причастным радости и ликованию. Мы видим это в Том, в Ком никакой страсти в принципе нет и быть не может — во Христе. Господь плачет над Лазарем, Господь сострадает болящим, мы видим в Нем любовь к ученикам и скорбь об Иерусалиме. И конечно, совершенно живые, а не холодно-бесстрастные сердца были и у всех тех святых, которым мы в нашей Церкви молимся.
Игумен Нектарий (Морозов)
Источник
(19)